Музей бобра

Река или метеорит?

Это двадцать лет назад район Тушино был окраиной, а теперь, когда столица шагнула далеко за кольцевую дорогу, его можно считать почти центром. Ну, да не в этом дело. Сам факт удивителен – кругом дома, машины, люди, собаки, но всего в нескольких сотнях метров от этой суеты бобры валят деревья и строят свои плотины. Чудо это – на дне Сходненской котловины, названной по имени протекающей здесь речки Сходни. Именуют котловину и чашей, и ковшом. Впрочем, официальное название - природный парк «Тушинский».

Сходненская чаша - огромный провал, можно сказать – кратер. Относительно причин его возникновения существует несколько версий. Научная такова: в послеледниковый период русло тогда еще полноводной Сходни стало углубляться, в результате образовалась промоина. Ничего себе промоина! Размеры впечатляют. Диаметр впадины – километр, глубина – 40 метров. Посему не слишком удивляет то, что возникла еще одна версия происхождения чаши – мол, «выбита» она упавшим в этом месте метеоритом. Ну а где метеорит, там одни сплошные загадки и тайны. Их в Сходненском ковше действительно хватает.

Чаша, согласно городским легендам, издавна считалась местом нехорошим, что, не мешало людям здесь селиться. Однако деревни то сгорали, то вымирали – как, скажем, Наумово – от чумы 1664 года. До наших дней дотянули Братцево и Петрово. Их снесли накануне Московской олимпиады 1980 года, жителей переселили в возведенный на краю котловины многоэтажки.

Череп в шапочке

Люди обитали в Сходненском ковше всегда. Археологи, проводившие в начале XX века на берегах Сходни раскопки, обнаружили следы поселений каменного века, кости животных – овцебыка, оленя. Но самая интересная (можно даже сказать – сенсационная) находка была сделана здесь в июле 1939 года старшим нормировщиком Чернышевым. Тот во время строительных работ на глубине 4 метров обнаружил череп древнего человека. Находка была исследована известным советским археологом Отто Николаевичем Бадером, который предположил, что череп принадлежит человеку переходного типа: от неандертальца к кроманьонцу. В том же слое были обнаружены кости животных, в том числе – мамонта. Но самое интересное - крышка черепа была покрыта отпечатком тонкой мелкоячеистой сетки, которая имела все признаки ткани. Археологи предположили, что на голове человека было что-то вроде шапочки, хотя само по себе наличие ткани в эпоху палеолита кажется удивительным и противоречащим сложившимся представлениям о материальной культуре той эпохи. Теперь «сходненский череп» хранится в Музее истории Москвы.

Полные карманы сувениров

Попасть на дно ковша можно несколькими тропинками. Наиболее безопасный путь – со стороны Фабричного проезда. Сынок бежал впереди, размахивая палкой, а я останавливался, рассматривал причудливые - как декорации к фильмам Александра Роу - заросли. Вроде простые деревья, а вроде как и сказочные: очень уж необычны их изгибы. Я прежде не видел, чтобы тянувшийся к солнцу ствол вдруг изменял своей природе и устремился вниз – к земле. Таких деревьев в Сходненском ковше предостаточно.

Пока я глазел по сторонам, ребенок едва не влез в лужу – только мой окрик вразумил наследника. Я подошел и обнаружил, что у наших ног – не просто забранная тонким льдом вода, а масштабированная схема Сходненской чаши. Убедиться в этом было несложно – в руках у меня находился смартфон с открытой электронной картой Тушино, на которой зеленым выделялся ковш.

Пошли вдоль берега Сходни. Течение почти незаметно. Вот еще одна местная странность: по воспоминаниям старожилов, сорок лет назад Сходня на дне ковша зимой замерзала, теперь нет. Этот «феномен» можно было бы объяснить горячими сбросами некогда стоявших здесь многочисленных фабрик, в том числе – Тушинской чулочной, но фабрики давно не работают.

Ну и ладно – бобрам вольготнее. Чем дальше от края ковша мы уходили, тем чаще нападали на следы этих работяг. Сперва были отпечатки перепончатых лап возле воды, дальше – подточенное дерево, упавшее поперек русла, затем еще одно - пока не поваленное и, наконец, совсем уж толстый ствол, за который, похоже, только взялись. Землю под ним плотным слоем покрывала снятая мощными резцами стружка. Отпрыск уселся рядом с заточенным на конус комлем и с восторгом глядел на плоды трудов бобра.

- Можно я возьму? – он поднял отгрызенный бобром кусок дерева.

- Почему ж нельзя…

- Но это же музей.

- Не музей, а заповедник, вернее - природный парк. Бери. Будем считать, что это тебе сувенир от бобра.

Последние слова я, конечно, произнес, не подумав. Как впоследствии выяснилось, все карманы куртки были набиты отходами бобрового производства. Теперь, заглядывая на заднее сидение автомобиля, где стоит детское кресло, я обязательно собираю пригоршню стружек. Но это ничуть мне не досаждает. Мне нравится сжимать в руке шероховатую, ступеньками срезанную древесину и думать о том, что рядом с нами живут бобры, которых североамериканские индейцы считали маленьким разумным народцем. И пусть живут. Очень даже хорошо. Значит, мы еще годимся в соседи, значит, мы еще не совсем озверели.

Михаил МАМАЛАДЗЕ