Юродивая княжна

Смольный институт, появившийся благодаря Екатерине II, стал для девушек из обедневших дворянских семей настоящим социальным лифтом. У его выпускниц появился шанс улучшить свое положение, ведь они автоматически становились завидными невестами, а то и вовсе фрейлинами. После Смольного попала ко двору Екатерины II и княжна Евдокия Григорьевна Вяземская. Более того – стала любимой фрейлиной императрицы. Да только девушка не оценила этого подарка судьбы.

Полезные члены общества

Евдокия Григорьевна происходила из младшей – обедневшей – ветви князей Вяземских. В Смольный институт она попала в шесть лет. Девочек намеренно разлучали с семьями в столь раннем возрасте, дабы те избежали тлетворного влияния невежественной среды, царившей в их родных домах. Это была личная инициатива Екатерины II, которая не строила иллюзий по поводу нравственного и образовательного уровня своих подданных – даже самых родовитых из них. Императрица мечтала о женщинах нового типа, о «полезных членах семьи и общества», которых надеялась вырастить в стенах Смольного института. Двенадцать лет девочки грызли гранит науки и на выходе из Смольного умели рисовать, музицировать, рукодельничать, говорили на трех иностранных языках, знали арифметику, историю, географию, имели представление о началах физики и стихосложении, разбирались в архитектуре и геральдике. Словом, были весьма образованными для своего времени...

Бегство

В 1776 году - на выпускном экзамене первых смолянок - Екатерины II присутствовала лично, и из всех 54 воспитанниц княжна Вяземская понравилась ей больше всех. Евдокия Григорьевна получила предложение стать фрейлиной. Однако придворная жизнь разочаровала девушку, чьей обязанностью стало разгонять скуку императрицы. Да, она вращалась в высшем обществе, зналась с Александром Суворовым и Юрием Долгоруковым, и все же ей хотелось вырваться из этой золотой клетки и посвятить себя Богу.

Среди других фрейлин она нашла двух единомышленниц. И когда императрица в очередной раз приехала в Царское Село, девушки тайком выскользнули из дворца и отправились на берег пруда. Там они оставили свои пышные наряды, дабы все подумали, будто они утонули во время купания. А сами переоделись в крестьянские платья и пошли, куда глаза глядят...

Конечно, в тройное утопление никто не поверил, беглянки были объявлены в розыск. Подруг Евдокии Григорьевны нашли, когда те уже стали послушницами монастырей – одну в Москве, другую в Суздале. А княжну схватили много раньше: ее узнал один из знакомых, когда она, одетая крестьянкой, пробиралась в Москву. Согласно предписанию ее вернули в Санкт-Петербург и представили пред светлые очи Екатерины II. Императрица выспросила о причинах, побудивших княжну отправиться в странствие. И беглянка была так убедительна в решимости посвятить себя Богу, что Екатерина не только разрешила ей идти на все четыре стороны, но и подарила дорогое иноческое платье.

Подвиг юродства

Евдокия Григорьевна начала скитаться – от одного монастыря к другому. Нигде и никому она не рассказывала, кто она и откуда родом, бралась за самую грязную работу: пасла скот, доила коров, пекла просфоры. И так – на протяжении десяти лет. Лишь когда она поняла, что окончательно изгнала из себя все мирское, отправилась в Москву – к митрополиту Платону. Ему единственному она открылась и поведала о своем желании принять на себя подвиг юродства. Тут надо напомнить, что юродивые – люди особенные. Они нарочно притворяются безумными, провоцируя окружающих на грубость и насмешки. Юродивые намеренно подвергают себя издевательствам: тем самым они искореняют в себе главный человеческий грех – гордыню.

Этот путь к Христу – один из самых трудных. Но именно его выбрала для себя княжна Вяземская. Митрополит Платон благословил Евдокию Григорьевну и отправил ее в Серпуховской Владычный Введенский женский монастырь под вымышленным именем «дуры Евфросинии».

Жизнь «дуры»

Как к «дуре» к ней там и отнеслись: из письма митрополита игуменья Введенской обители знала, что за птица к ним залетела, но держала язык за зубами. Потому Евфросиния, виртуозно изображая помешанную, изъяснявшуюся недомолвками и иносказаниями, недолго задержалась среди других монахинь и довольно скоро переселилась в хижину на краю монастыря. В саму обитель она ходила лишь изредка – за скудным пропитанием: юродивая жила на одном квасе и хлебе. Евфросинию привлекало отшельничество, но не одиночество. Вместе с ней под одной крышей жили кошки, собаки, куры и индейки. Спали все вместе – на полу. Юродивая никогда не убиралась в доме, не выносила мусор за своими животными, потому дышать в ее хижине было просто невозможно. Но когда ее спросили: «Матушка, зачем вы держите животных? Такой ужасный воздух!» - она лишь засмеялась: «Это мне заменяет духи, которых так много я употребляла при дворе».

Разумеется, «дуре» никто не поверил – какой двор, какие духи? Но однажды в монастырь прибыли французы. В числе диковинок обители указали им и на Евфросинию: гляньте, наша юродивая, живет с собаками, летом в жару печь топит, а зимой мерзнуть предпочитает, босая круглый год ходит. Иностранцы принялись было над нею насмехаться. Но «дура» вдруг подняла на них ясный взгляд и на чистейшем французском объяснила господам, как те не правы на ее счет. Французы были сконфужены, а монастырские насельники взбудоражены: не так проста оказалась Евфросиния.

Жизнь святой

С тех пор отношение к ней неумолимо начало меняться, хотя поведение юродивой осталось прежним. Но теперь к ней стали приглядываться и прислушиваться. Тут-то и выяснилось, что околесица, которую она несет, вовсе не околесица, а своего рода зашифрованные предсказания. С ней, разумеется, спорили: «Ну, какой во Франции император? Все знают, что там король!» В ответ Евфросиния рисовала в воздухе носатый профиль: «Вот какой!» Когда Наполеон взошел на французский престол, вопросов уже никто не задавал.

Затем народ признал за Евфросинией дар целительницы. А поскольку она одинаково легко расправлялась как с людскими болячками, так и с недугами животных, то звали ее и к захромавшей лошади, и к рожающей бабе. Но чаще всего Евфросиния не дожидалась приглашения, а сама шла на помощь. Вот лишь две записи из книги исцелений юродивой Евфросинии, долгие годы ведшейся при Введенском монастыре.

«Однажды летом в городе Алексине случился падеж скота. Блаженная старица, видя людское горе, не заставила себя просить. Рано утром, когда выгоняли скот на пастбище, она вышла в середину стада, проводила его до места пастбища - и падеж прекратился».

«Феврония Николаевна Дыханова, жительница Алексина, страдала болезнью ног, не позволявшей ей двигаться. Она часто думала: «Должно быть, я уж очень грешная, если всем помогающая и всех без различия звания и состояния посещающая матушка Евфросиния не заходит ко мне». Однажды летом в 1851 году сидит она с такими думами у раскрытого окна и видит: идет к ней старица Евфросиния. Блаженная сняла со своих ног чулки и, подавая их Февронии Николаевне, сказала: «На, Феврония, тебе мои чулки, надень их», - а сама поднялась и пошла. По уходе старицы Феврония Николаевна надела ее чулки на свои больные ноги и сразу же почувствовала себя здоровой».

Евфросиния Колюпановская

С каждым годом известность Евфросинии росла - и все больше людей являлись во Введенской монастырь лично к ней. Это вызвало зависть у новой инокини монастыря, и та выжила Евфросинию из обители. Старице было почти 100 лет, когда она поселилась в селе Колюпаново Тульской области – в домике, построенном для нее одной из ее почитательниц. Евфросиния, по своему обыкновению, наводнила хоромы живностью: в печной комнате поселила корову, а сама облюбовала маленькую каморку. Там и вела «прием» населения, которое валом повалило в маленькое село.

Незадолго до своей смерти Евфросиния, предчувствуя кончину, своими руками отрыла источник в одном из оврагов в окрестностях села. Всем наказала: «Берите воду из моего колодезя и будьте здоровы». И – как всегда – оказалась права: колюпановский источник снискал славу целебного. К нему, как когда-то матушке Евфросинии едут со всей России – и получают исцеление – и души, и тела...

Наталья ГОНЧАРОВА