Дело русского соловья

«Соловей» - пожалуй, самый знаменитый русский романс. Он стал настолько популярным, что многие записали его в народное произведение. Но нет: музыку на стихи барона Дельвига написал композитор Александр Алябьев... сидя в тюрьме по обвинению в убийстве, которого он не совершал.

Кутила и ловелас

Громкое дело разразилось в 1825 году. Алябьеву на тот момент было 38 лет. За плечами остались служба в армии, война 1812 года, где он «…будучи употреблен в самых опаснейших местах, везде отлично исправлял данные препоручения…». Он уволился из армии в чине «подполковника с мундиром и пенсионом полного жалованья». Поселился в Москве – арендовал квартиру в доме купцов Заборовых в Леонтьевском переулке (сейчас там находится посольство Украины) и зажил в свое удовольствие: пил, гулял, веселился, танцевал на балах, ухаживал за молоденькими женщинами. А в перерывах между увеселениями сочинял музыку, которой заслушивалось все светское общество...

Вечером 24 февраля 1825 года к Александру Алябьеву приехали гости.

Расцеловались, уютно уселись за столом, помузицировали, а затем взялись за карты и шампанское. После одиннадцати игроки уже сидели в расстегнутых сюртуках, взволнованные и раскрасневшиеся. На столе мелом была написана последняя ставка: воронежский помещик Времев должен майору Глебову сто тысяч рублей…

- Ваша карта бита! Когда прикажете получить?

И тут Тимофей Миронович Времев - массивный мужчина 53 лет - заявил: «Вы играете наверняка!»

Алябьев, в карты не игравший по причине излишнего увлечения шампанским, тут же очнулся от приятной дремоты, вскочил с кресла и потребовал показать всем карты. Те оказались чистыми – безо всяких отметин и краплений. Однако воронежский помещик упирался и платить отказывался. Он клялся, будто денег у него вовсе нет. Но тут из его сапога предательски выкатилась монета. Тут уж Алябьев рассвирепел: влепил Времеву две хорошие пощечины и пригрозил вызвать на дуэль.

Помещик струхнул, обмяк, опустился на пол и стал разуваться: червонцы оказались у него в сапогах. Времев вернул проигрыш и отправился восвояси - живой, здоровый, да еще и счастливый тем обстоятельством, что Александр Алябьев не стал настаивать на дуэли.

Женюсь, женюсь!

Происшествие расстроило Алябьева: не каждый день услышишь обвинения в том, что в твоем доме играют не честно. Но на третий день он и думать забыл о досадном эпизоде. Потому как он явился на бал, где танцевал с очаровательной девушкой - Екатериной Римской-Корсаковой. Впервые отставной гвардеец увидел ее три года назад, когда ей едва исполнилось 19 лет - и с тех пор она поселилась в его сердце. От незамедлительного сватовства его удерживала только разница в возрасте: 16 лет – шутка ли! Но в последнее время Александр Александрович стал замечать, что девушка к нему относится более чем благосклонно. Слушая ее смех, напоминающий звон хрустального колокольчика, он дал самому себе твердое обещание: завтра же явиться в дом Римских-Корсаковых на Страстную площадь и попросить ее руки.

Алябьев кружился в вальсе с очаровательной Катенькой и знать не знал, что в это же время - на постоялом дворе деревни Чертаново Коломенской волости - решалась его судьба.

А мог бы пользу приносить!

В пять утра Тимофей Миронович Времев проснулся на постоялом дворе и позвал слугу, чтобы тот проводил его на улицу по нужде. Помещик вышел из жарко натопленной комнаты в морозную февральскую мглу... и умер. Уездный лекарь, прибывший осмотреть тело, констатировал, что смерть произошла «от сильнейшего апоплексического удара, чему способствовало плотное сложение и преклонные лета». Однако в столице решили иначе: Времева убили! И потащили Алябьева в суд, где композитору очень не повезло с судьей: тот был моралистом, ненавидел распущенность и искренне хотел изменить нравы российского общества. Был это – лицейский друг Пушкина – Иван Пущин. Да-да, тот самый «мой первый друг, мой друг бесценный». Пущин сознательно оставил службу в армии, чтобы заняться судейской деятельностью, хотя для дворян это считалось унизительным занятием. По воспоминаниям современников, Пущин «променял мундир конногвардейской артиллерии на скромную службу в Уголовной палате, надеясь на этом поприще оказать существенную пользу и своим примером побудить и других принять на себя обязанности, от которых дворянство устранялось, предпочитая блестящие эполеты той пользе, которую они могли бы принести».

Разумеется, в глазах Пущина Алябьев выглядел форменным прожигателем жизни. Дворянин, герой войны, талантливый музыкант, а мало того, что не приносит пользы обществу, так еще и устроил у себя на дому притон! 

Вредный человек

Довольно скоро, впрочем, стало известно: в карты на квартире Алябьева играли впервые, Времев ушел из Леонтьевского переулка на своих ногах, к доктору не обращался, на побои не жаловался. Но раздосадованный Пущин не сдавался и признал обвиняемых виновными в «драке и картежной игре». И хотя суд большинством голосов всех оправдал, Пущин настаивал, чтобы Алябьева и его друзей лишили чинов, орденов, дворянства, зачислили в солдаты и отправили в Сибирь.

Дело затягивалось. Тут грянуло восстание на Сенатской площади. Императором стал Николай I. А Пущин из надворного судьи мгновенно превратился в особо опасного политического преступника и сам отправился в тюрьму, где продолжал сидеть и Александр Алябьев. В камере у него появилось много свободного времени, которое он занял сочинением музыки. Там, за решеткой, и родился «Соловей» - посвящение Екатерине Римской-Корсаковой. Девушку к тому времени, кстати, выдали замуж за одного из первейших московских богачей - Офросимова. Алябьев страдал и писал романс за романсом.

Но худшее ждало его впереди.

Николай I - как и Пущин - тоже боролся за чистоту нравов, не любил картежников, а вдобавок - после декабрьского восстания - очень увлекся назидательной поркой дворянского сословия. С подачи императора государственный совет признал Алябьева «человеком вредным для общества». Его лишили дворянства, чинов, орденов, званий и отправили в Сибирь.

Ссыльный жених

Местом ссылки Алябьеву был определен Тобольск - город его детства: когда-то отец Александра Александровича был здесь губернатором. Потому перемена места жительства не сильно опечалила Алябьева, но лишение дворянства, и что еще хуже – гражданских прав, больно ранили. Он с головой ушел в музыку – благо, нынешний губернатор Тобольска этому всячески способствовал. И на афишах московских театрах то и дело стали появляться концерты, пьесы и романсы, чье авторство скрывалось за инициалами - А. А. Многие произведения были посвящены Екатерине Александровне - только теперь уже Офросимовой.

Через десять лет Алябьеву позволили вернуться в Московскую губернию - в имение сестры, в селе Резанцы. И он снова увидел Катеньку. Оказалось, что и она не забывала Алябьева все эти долгие годы.

В 1839 году Екатерина Александровна овдовела. Выждав для приличия год, они поженились. На тот момент Алябьеву было пятьдесят три, он сильно располнел и стал плохо видеть. Но в глазах Екатерины Александровны это ничего не значило: «Я вступила в супружество с Алябьевым уже во время его несчастия, не увлекаясь никакими житейскими выгодами, и одно только чувство любви и уважения к его внутренним качествам могло ободрить меня на такую решимость, несмотря на прежнюю вину его и на продолжающееся наказание».

Николай I, несмотря на многочисленные просьбы родных и близких Алябьева, не вернул тому ни орденов, ни имения, ни дворянства. Только разрешил вернуться в Москву с условием - «не показываться на публике»...

Они жили на Новинском бульваре, в доме Екатерины Александровны. Судьба подарила им только десять лет - в 1851 году Алябьев умер. Так окончилась история этого блестящего человека - храброго военного, талантливого композитора и «вредного для общества человека».

Услышав «Соловья», современник Алябьева - композитор Алексей Верстовский, фактически руководивший музыкальной жизнью Москвы, – сказал:

- Русскому таланту и тюрьма - на пользу!

Узнав об этом, Алябьев попросил:

- Передайте ему, что рядом со мной полно пустых камер.

Владимир РОГОВ