Отчий дом империи

Кострома действительно походит на отчий дом – маленький, неброский, но надежный и теплый. Дом, в котором ничего не хочется менять, куда хочется возвращаться – пусть время от времени, но обязательно возвращаться. Или надеяться на то, что вернешься.

Государева кормилица

Кострома не просто древний русский город, коих на Волге немало. Она сама по себе. На тот же Ярославль совсем не похожа, хотя, казалось бы, почти ровесники, соседи. Ярославль при всей медвежьей своей родословной понабрался местами элегантности, Кострома же осталась простолюдинкой. Эдакой благородно состарившейся и отпущенной из столицы в родное село кормилицей. Она и есть кормилица – самого Государя Михаила Федоровича подняла. Оттого хранятся в заветной шкатулке драгоценные подарки – знаки царевой признательности, да время от времени взрывают залежалую провинциальную пыль колеса карет очередных венценосных гостей. Потомки Мишенькины едут…

Венценосные паломники

Впрочем, довольно метафор. Романовы действительно Кострому никогда не забывали. Посетить город, в первую, конечно, очередь, Свято-Троицкий Ипатьевский монастырь, где в марте 1613-го был призван на царство Михаил Романов, поклониться в Успенском соборе Костромского кремля фамильной Федоровской иконе Богоматери считалось среди русских государей делом обязательным. Естественно приезжали с подарками. Особенно старались те, что к Романовым имели отношение весьма опосредованное. Например, Екатерина Великая, прибыв в Кострому, сразу пожаловала городу герб, на котором повелела изобразить… доставившую ее к стенам Ипатьевского монастыря галеру. Государи вообще лишней скоромностью не страдали: если музей подарят, то обязательно Романовский, с больницей – та же история. Иногда, впрочем, демонстрировали и демократизм. Так при Николая Павловиче на площади, переименованной по случаю из Екатеринославской в Сусанинскую, соорудили памятник царю Михаилу Федоровичу и крестьянину Ивану Сусанину. Видный был монумент. И прочный. Большевики едва снесли. Остатки закопали там же – на площади, правда уже нареченной в честь революции. Теперь Сусанин вернулся. И название площади вернули тоже. Царя только нет. Стоит заведший рыскавших в поисках юного Романова поляков в непролазную чащу костромской мужик один. Зато весьма горд и осанист – не хуже генерала какого.

Дурная примета

Настоящий переполох случился в Костроме в начале XX века, когда началась подготовка к празднованию 300-летия дома Романовых. Решено было установить по сему случаю монумент. Да непростой – эпохальный. Место выбрали – в Костромском кремле, на возвышенности, чтобы и с суши было видно, и с Волги. Уже и вычурный постамент с отделкой в виде наличников окон боярских палат соорудили. Уже и проект готов. 28 фигур в единой композиции соединиться должны: лучшие из Романовых, Минин, Пожарский, опять же – Сусанин (куда же без спасителей), сама Россия-матушка и даже правящий император Николай Александрович с юным наследником престола Алексеем – сидят, карту империи рассматривают. Не вышло ничего из затеи. Что помешало – трудно сказать. Официальная версия -- война с немцем, но и дурную примету заказывать себе при жизни памятники со счетов сбрасывать не стоит. В 1916-м строительство встало, а вскорости не было уж ни императора, ни наследника, ни империи, ни даже государства Российского.

Генетика места

Большевики Кострому по вполне понятным причинам не жаловали. И хотя та против новой власти не бунтовала, как, скажем, соседний Ярославль, храмов уничтожили изрядно. Звания губернского города, подаренного еще Павлом I, лишили, передав Кострому под юрисдикцию революционного Иваново. В довершение всего кремль снесли. Только постамент недостроенного памятника посреди пустыря остался. Пустующий постамент — не по-хозяйски, и в 1928-м на него водрузили Ильича. Стоит вождь мирового пролетариата над Волгой, привычно в светлое будущее указывает, только на вождя не очень-то походит. Скорее на подгулявшего купца: уж больно упитан, левая рука -- в кармане, сам назад откинулся, живот выпятил совсем не по-пролетарски. А тут, выпятишь, пожалуй. Потому что в двух шагах торговые ряды с лавками, приказчиками, аршинами, трактирами-ресторанами, половыми, расстегаями и померанцевой, а в трех – пристань, от которой пароход «Ласточка» под завывания цыган уносил Сергея Сергеевича Паратова и Ларису Дмитриевну Огудалову в ночь. Такая уж, простите, генетика места. И ничего с ней не поделать. Да и делать ничего не надо. Как не надо перестраивать отчий дом, даже если это отчий дом империи. В конце концов, все мы оттуда – и апологеты, и ненавистники. Так что пусть стоит Кострома -- пахнет покоем, добром, сытостью. Большего она сделать не может. Большего ни один город не сделает.

Михаил Мамаладзе