Незнакомец в зеркале

Мы со школьной скамьи помним – надо выявлять свои недостатки и ежедневно, ежечасно работать над их устранением, не давая себе покоя. А иначе нам удачи не видать. При этом, согласитесь, весьма парадоксально звучит психологический постулат о том, что для того, чтобы измениться, надо принять себя. Ну и как тогда меняться, если все скверные привычки, слабости, да что там слабости – пороки, оправданы? Давайте разбираться…

Два портрета

Ученые обратили внимание на интересный феномен: люди довольно хорошо прогнозируют будущее других. И очень плохо – свое собственное. Причина в том, что человек не знает самого себя, неправильно оценивает свои мотивы и поступки.

Сейчас много говорят о самооценке – но как оценить то, что нам незнакомо? И человек жадно вслушивается в оценки и мнения других. Расцветает от комплиментов, сжимается от злой критики, втайне предполагая, что критики правы. Ведь в плохое, как ни странно, верится быстрее и прочнее, чем в хорошее.

Был такой эксперимент: двое художников рисовали портреты испытуемых. Один сидящих напротив приукрашивал, а другой – почти карикатурно подчеркивал недостатки. Когда испытуемых спросили, на каком из портретов они больше похожи на себя, люди грустно указали на «карикатуру». Так что мнение о завышенной самооценке, присущей большинству, сильно преувеличено. Незнакомец кажется нам не слишком симпатичным, а зеркало оказывается кривым. И поэтому неудачи и поражения вполне закономерны. И нелюбовь кого-то к нам понятна – трудно любить уродца. Хотя вслух люди склонны говорить о себе положительные вещи – впрочем, с незнакомцами следует быть вежливым…

Философы и психологи поняли истоки неприятия себя и нелюбви к себе. Истинная любовь – это любовь матери к ребенку. Это абсолютная любовь и абсолютное принятие. Если, конечно, мать – это истинная мать, в лучшем своем воплощении. Мать любит свое дитя, несмотря на капризы и плач, на болезни и шалости, независимо от того, красив ребенок или не очень, здоров или болен, успешен или нет… Мать принимает ребенка таким, какой он есть, и любовь ее не иссякает, если что-то идет не так, а ребенок не соответствует ее ожиданиям. В абсолютной любви нет ожиданий – это абсолютное принятие. Но не всегда мать способна на абсолютную любовь. Или – отец. Кто-то из родителей может манипулировать любовью, наказывая ребенка отвержением и лишением любви за «плохие поступки». За любое несовершенство, внешнее или внутреннее. И у ребенка происходит слияние своего «я» и своих «поступков». «Я сделал хорошее – и я хороший. Я совершил дурное – я плох и дурен». Осуждается не поступок и не ошибка, а личность в целом. Выставляется оценка не содеянному, а всей своей личности. Оценка очень низкая и неприятная. А за принятием утверждения «я плохой» следует наказание себя – зло должно быть наказано!

Пожар на пароходе

Пароход «Николай I», на котором в Любек плыл девятнадцатилетний студент -- сын деспотичной помещицы Тургеневой Иван, загорелся и стал тонуть. Началась паника, и романтичный юноша, который, возможно, в мечтах воображал себя героем и победителем (это свойственно всем юношам), схватил за рукав матроса. На воду спускали последнюю шлюпку, спасали дам и детей. А Тургенев кричал в панике, чтобы его спасли! Он сын богатой матери, и она щедро заплатит! Так хочется жить, спасите, пустите меня в шлюпку!

Тургенев спасся, но всю жизнь ему припоминали недостойное поведение. Внешне Иван Сергеевич добился успеха, но семьи так и не завел, умер от мучительного заболевания, -- может быть, он чувствовал себя не вправе быть счастливым. Хотя ничего ужасного не сотворил: ну, впал в панику, кричал, деньги сулил… Но разрушилась его вера в себя, исчезла робкая любовь к себе, произошло глобальное разочарование, которое отравило ему жизнь чувством вины и собственного несовершенства.

И Августин Блаженный все писал об украденных в детстве грушах. Горестно бичуя себя: украл не с голоду, а от «объядения богатством», от пресыщения и, как говорится, хулиганских побуждений. Даже философ Розанов раздражился много веков спустя: дались, мол, Блаженному эти груши! Пострашнее есть преступления и пороки! Но вот так казнит себя совестливый и добрый человек: всю жизнь, беспощадно и жестоко – за груши, за крики в панике, за события далекого прошлого, преувеличивая значимость поступка и причиненный ущерб. Испытывая отвращение к содеянному, которое переходит в отвращение к себе.

В июле сорок четвертого

«Примите себя» -- парадоксальное утверждение, которое кажется ложно-глубокомысленным. Чего только философы не придумают! Вот же я! В зеркале отражаюсь, такой знакомый и понятный до боли. Только парадокс в том, что в зеркале часто отражаемся не мы, а та самая карикатура, которая показалась участникам эксперимента их точным портретом.

Принять себя таким, какой ты есть – это так трудно. Потому что сначала надо понять, кто ты есть. Какой ты. Увидеть себя в зеркале без осколка зеркала троллей в глазу… И отказаться от излишних восторгов по своему поводу, которые ничуть не лучше самобичевания…

Оскар Уайльд очень себя любил -- кормил изысканными яствами, поил дорогими винами, одевал в модные и дорогие одежды… Но тайно знал и помнил: папа в детстве звал маленького Оскара не по имени. А простым словом называл: «Ничто». И это «Ничто» все же нашло способ себя наказать за никчемность -- село в тюрьму и все потеряло. Умер Уайльд в дешевой гостинице, нищий и уродливый, - он не смог принять себя самого. И без роскошных одежд и драгоценностей, без дворцов и успеха в обществе, без восторженных похвал стал именно «ничем». И предпочел умереть.

Понять и принять себя невозможно иногда без участия «эмоционально-значимого другого». Того, кто нарисует наш портрет правильно. А лучше – сфотографирует. Когда нет другого, мы прибегаем к интроспекции – самоанализу. Ведем дневник, пишем посты в соцсетях, копаемся в себе и анализируем свои поступки и мотивы. Часто это кончается самонаказанием. Эмоционально-значимым может быть тот, кто нас безусловно любит. Или – безусловно принимает. Со всеми нашими «дикостями и тихостями», как писала Цветаева. Спокойно и доброжелательно, помогая исправить что-то, а что-то понять. Не в нас самих – личность не поддается «переделке», а в нашем поведении, в наших поступках. Мудрый психолог, доброжелательный психотерапевт, гуманист-философ – это и есть «значимый другой», способный помочь нам в трудную минуту сомнений или отчаяния.

«Трагедия Цветаевой в том, что она так и не поняла саму себя», обмолвился один биограф. Она понимала и принимала свою поэзию, но не могла понять, кто она и какая она. Романтическая лирическая героиня стихов разительно отличалась от седой несчастной женщины, замученной жизнью. Или – замученной самой собой. Сын Цветаевой, Георгий, совершил немало ошибок: украл вещи у пожилой женщины, у которой жил в эвакуации. Часы у знакомой стянул. Вел себя не всегда правильно. Сам мучился и страдал от последствий своих поступков – он был совсем юный и талантливый юноша. А потом пошел на фронт и погиб в июле сорок четвертого, как многие его сверстники. А трагические дневники – остались. И осталась строчка из стихотворения, которое так и не было закончено: «самое трудное на свете – это вынести и простить самого себя»». Так что есть верный способ понять и принять себя – внешние обстоятельства, когда не до самоуничижения и не до самомнения. Когда каждый стоит ровно столько, сколько он стоит. И не стоит казнить себя всю жизнь за груши или минутную слабость, -- главные испытания еще впереди. И события жизни – это тренировка и репетиция, которые помогают нам исправить недостатки и победить пороки, чтобы потом сказать: «Теперь я знаю, кто я. И могу себя принять и простить».