Поднимите мне веки!

Повесть Николая Васильевича Гоголя «Вий» зачастую рассматривается как сказочка-страшилка, в лучшем случае — как колоритная фольклорная байка, приправленная социальной сатирой. А меж тем, многие литературоведы, философы, культурологи убеждены: «Вий» — одно из самых загадочных и глубоких произведений великого писателя.

В качестве страшилки повесть «Вий» очень привлекательна для кино. Только в дореволюционной России, на самой заре синематографа, ее экранизировали трижды (и вот вам «черная магия: ни один из фильмов не сохранился!). Очень любима зрителями экранизация 1967 года с Леонидом Куравлевым и Натальей Варлей — «первый советский фильм ужасов», как окрестила картину пресса. Недавно вышла новая экранизация в формате 3D — сотворчество России, Украины, Чехии, Германии и Великобритании. Разумеется, такое произведение, полное всяческой бесовщины, — тут и ведьма, восстающая из гроба, и много разной нечисти, — не может не плодить вокруг себя пугающие байки.

Это, между прочим, не только к «Вию» относится — вспомним хотя бы истории о несчастьях киношников, посмевших взяться за другую знаменитую мистическую книгу — «Мастер и Маргарита». Надо сказать, что страшилки, связанные с экранизацией «Вия», рассказываются в основном про версию 1967 года. Будто бы на Наталью Варлей, сыгравшую Панночку, сразу после этой роли посыпались неудачи. И вообще, с фильмом сразу все пошло наперекосяк — первоначальный материал, снятый молодыми режиссерами Константином Ершовым и Георгием Кропачевым, был забракован руководством «Мосфильма», картина переделывалась режиссером Александром Птушко, известным умельцем сказочного жанра («Садко», «Илья Муромец», «Руслан и Людмила»). А список несчастий фильма «Вий» завершает беда, приключившаяся с деревянной церковью Пресвятой Богородицы, в которой снимались многие сцены: она дотла сгорела 20 февраля 2006 года.

И разоблачение…

Ну, а теперь, после «сеанса» черной магии, приступим к ее разоблачению. Все вышеперечисленные неурядицы, кроме пожара в церкви, — обычное дело во время съемок, рабочий процесс. В кино и не такое бывает, причем на проектах, никак с чертовщиной не связанных. Что касается сгоревшей церкви, не ясно, зачем темные силы ждали почти сорок лет, чтобы напакостить — пакостили бы уже в процессе съемок: убедительнее бы вышло.

Да и на съемках новой версии ничего чересчур сверхъестественного и ужасного не приключилось. Конечно, съемки новой версии сильно затянулись — картину запустили в производство в 2008 году, фильм планировали выпустить в 2009 году, к 200-летнему юбилею со дня рождения Гоголя, а вышел он только в 2014. При желании в этом можно усмотреть происки темных сил, но… Правильно: дело, как это нередко бывает, упиралось в деньги — сменились продюсеры, появилась возможность сделать фильм более «навороченным» — обновить спецэффекты, привлечь заграничных специалистов, сделать все в обязательном нынче формате 3D с компьютерными монстриками. Однако у Гоголя самое-то страшное не ведьма в гробу! А компьютерные монстры нынче способны напугать разве что детишек дошкольного возраста.

Природа страха

Тут-то мы и подошли к тому, с чего начинали — к упрощенному пониманию знаменитой повести. Если ее кто-то и пытался трактовать чуть сложнее, чем страшную сказку, то ссылались на западные литературные веяния — Гоголь-де начитался немцев-романтиков — Гофмана, Тика — и подражал им, только пересадил всю западную мистику на родную почву Малороссии. Вместо тамошних вампиров и приведений — ведьма, Вий да упыри с вурдалаками. В связи с этим хочется процитировать отрывок из не менее культовой вещи — романа братьев Стругацких «Пикник на обочине». Там один из героев, ученый, лауреат Нобелевской премии, так отвечает на сетования по поводу страшных чудес таинственной Зоны: «Все мы в каком-то смысле пещерные люди, ничего страшнее призрака или вурдалака представить себе не можем. А между тем нарушение принципа причинности гораздо более страшная вещь, чем целые стада привидений...».

Да, у Гоголя все куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. «Вий» — не просто страшная история, основанная на фольклоре, это мистическое философское высказывание, полное иносказаний и символизма. И внимательный читатель может найти в тексте «Вия» немало странностей, которые можно расценить не то чтобы уж как «нарушение причинности», но скорее — как стремление полнее выразить рассуждения о вере и верованиях, о христианстве и язычестве, о магии, о плотском и духовном. Выдающийся русский философ Николай Бердяев писал, что Гоголь — «единственный русский писатель, в котором было чувство магизма». А Белинский в письме упрекал Гоголя в «реакционном мистицизме»!

Позднее, особенно в советские времена, за писателем прочно закрепили репутацию сатирика, обличителя социальных язв чиновничьей России (особенно в «Мертвых душах»). А «Вий» сочли фольклорной побасенкой. Ничего себе, побасенка!..

Вопросы веры

Давайте разберемся во всем как следует. О чем повесть «Вий»? Повстречал не слишком усердный в служении Богу бурсак Хома Брут (будущий священник) ведьму. Убил ее, затем ему же пришлось ту ведьму отпевать три ночи. А она, замыслив отомстить, вставала из гроба, пытаясь добраться до Хомы, да безуспешно, поскольку того охранял магический круг. В конце концов, ведьма призвала на помощь Вия, тот смог разглядеть Хому через круг, нечисть накинулась на бурсака — тут-то он и помер от ужаса.

Даже краткий пересказ выявляет массу парадоксов. Будущий священник — убийца. Убийца отпевает свою жертву. Отпевает в церкви ведьму! Вдобавок ко всему, Хома крайне небрежен по отношению к религиозным установкам, а защищается вообще с помощью магии. И убивает его все-таки не нечисть, а его собственный страх.

Если же хорошенько пройтись по тексту, на многозначительные подробности натыкаешься на каждом шагу. Начнем с имен трех приятелей-бурсаков. Богослова зовут Халява — думается, это в комментариях не нуждается; ритора — Тиберий, так звали римского императора, при котором был распят Иисус Христос; имя Хома Брут рождает ассоциации с апостолом Фомой-неверующим и убийцей Цезаря Брутом. То есть получается, что Хома Брут — сомневающийся в божественной сути Христа убийца. Таким образом, все три имени — говорящие, и все указывают на греховность людей, готовящихся стать служителями церкви.

Собственно, эти персонажи вполне достойны своих имен, на глазах читателя они только и делают, что грешат: воруют, пьянствуют, нарушают пост, ходят к вдовушкам и так далее. Напоминаю: это — будущие священники!

Гоголь не единожды позволяет себе едко пошучивать, чтобы более емко обрисовать сущность своих героев: «Богослов был рослый, плечистый мужчина, и имел чрезвычайно странный нрав: все, что ни лежало, бывало, возле него, он непременно украдет», «Ну, слушай! У нас есть на селе козак Шептун. Хороший козак! Он любит иногда украсть и соврать без всякой нужды, но... хороший козак».

Окружающих поведение бурсаков ничуть не удивляет. Они и сами такие, паства под стать пастырям. Как не удивляет никого, что дочка сотника — ведьма. Ну, ведьма и ведьма, в порядке вещей… Чему ту дивиться, зато есть повод посплетничать о панночке: как она на помеле летает, да в кого по ночам обращается. Есть о чем языки почесать.

Далее, чрезвычайно подозрительна ситуация с церковью, где отпевают панночку-ведьму. Уже тот факт, что отпевают ведьму, мягко говоря, парадоксален. При этом достаточно неоднозначна и фигура самого сотника. Он тоже не удивлен, что его любимая дочка — ведьма: когда Хома прямо говорит ему, что она «припустила к себе сатану», отчего в церкви происходят всякие ужасы, сотник велит читать дальше. Да и над гробом дочки он жалеет не о том, что она скончалась во цвете лет, а о том, что не знает, кто убийца — а значит, не может отомстить. Чувства, не присталые доброму христианину. Церковь же, эта обитель Божья, на хуторе сотника в страшном небрежении: «Церковь деревянная, почерневшая, убранная зеленым мохом, с тремя конусообразными куполами, уныло стояла почти на краю села. Заметно было, что в ней давно уже не отправлялось никакого служения… Они приблизились к церкви и вступили под ее ветхие деревянные своды, показавшие, как мало заботился владетель поместья о Боге и о душе своей».

Что же получается? С одной стороны, все происходит в христианской стране, но христианство героев, мягко говоря, ущербное. И весь мир «Вия» пронизан постоянным присутствием язычества, магии и злых сил, с которыми бок о бок уживаются герои.

«Вий — есть колоссальное создание простонародного воображения. Таким именем называется у малороссиян начальник гномов, у которого веки на глазах идут до самой земли. Вся эта повесть есть народное предание. Я не хотел ни в чем изменить его и рассказываю почти в такой же простоте, как слышал».

Н. В. Гоголь

О суевериях

Олицетворение язычества, магии в повести — это панночка-ведьма и разные волшебные существа: русалки, чудища, упыри и, наконец, сам Вий. Любопытно его происхождение. Это чудовище присутствует в русских, украинских и белорусских преданиях и сказках, причем описания везде схожи: Вий обладает длинными, до земли веками, которые его помощники поднимают вилами. Взгляд Вия смертелен. Некоторые этнографы усматривают связь смертоносного взгляда Вия и поверья о сглазе.

«Сглаз» или «дурной глаз» — распространенное у многих народов суеверие о вредоносном влиянии взгляда некоторых людей («дурного глаза») или при некоторых обстоятельствах. От сглаза якобы болеют люди и животные, засыхают деревья, человека преследуют неудачи. Как и другие суеверия, вера в сглаз — одно из самых распространенных проявлений магического мышления, отголоски архаичной демонологии, предполагающей присутствие демонической силы в каждом человеке.

Мотив страшного взгляда в украинской традиции связан также и со святым Касьяном. Иоанн Кассиан или Иоанн Массалийский был христианским монахом и богословом, видным теоретиком монашеской жизни. Но в народном представлении образ святого Касьяна, несмотря на всю праведность жизни реального человека, рисуется как отрицательный. Суеверие доходило до того, что в некоторых селах он даже не признавался за святого, а само имя его считалось позорным. В образе св. Касьяна в легендах и сказках присутствуют демонические черты: несоразмерно большие веки, смертоносный взгляд («Касьян на что ни взглянет, все вянет»), косоглазие («Касьян глазом косит»), дурной характер, злобность, связь с дьяволом и демонами, которыми он был украден в детстве (Касьян — сторож ада).

«Корнеподобное чудовище в комьях черной земли — это и есть в некотором роде наш корень. Его не выкорчевать, не вырвать, можно лишь слегка привалить черноземом, чтоб не высовывался. Христианство и сделало это, но языческая сущность наша дает себя знать диким разгулом страстей, анархией и таким весельем, что у всего мира кружится голова. Говорят, русская литература вышла из «Шинели» Гоголя. Уточню — не только из «Шинели», но и из «Вия». Это, безусловно, узловое произведение нашей словесности, более актуальное для сегодняшнего дня, чем «Ревизор» и «Мертвые души».

Юрий Арабов «Полет Гоголя»

«Сказка – ложь, да в ней намек…»

Итак, в повести Гоголя существа, наделенные магической силой, подчиняют себе не слишком крепких в вере людей, соблазняя и губя их. И вот тут-то кроется главный парадокс: не губили злые силы Хому. Пугали — да, но не губили.

Вспомним последние страницы повести. Третью ночь Хома в церкви стоит, очертив меловой круг, ведьма летает в гробу, вурдалаки воют. Наконец, привели Вия и подняли ему веки. Вий увидел Брута и указал чертям на него: «И все, сколько ни было, кинулись на философа. Бездыханный грянулся он на землю, и тут же вылетел дух из него от страха».

От страха! Бесовское отродье его и тронуть не успело!

Хома сам погубил себя. Символическая смерть Хомы от страха – лучшее тому доказательство. Вий «сглазил» его своим взглядом, задействовав древнейшие магические механизмы — пробудил то самое демоническое начало, которое дремлет в каждом, согласно архаичным верованиям. С точки зрения христианства, это иносказание можно расшифровать текстом Гоголя, вложенным в уста Хомы, сказавшего о панночке: «припустила к себе сатану». То есть Хома позволил злу, живущему в нем самом, одержать верх. Помните, что в самом конце повести говорит приятель Хомы – Халява? «А я знаю, почему пропал он: оттого, что побоялся. А если бы не боялся, то бы ведьма ничего не могла с ним сделать».

Не зря вновь и вновь режиссеры обращаются к «Вию», писатели и философы заново перечитывают эту повесть и размышляют о ней. «Вий» актуален во все времена и для каждого из нас. Ибо это философская притча о борьбе человека со своими внутренними демонами.

А вы говорите — побасенка!..

Светлана Иванова