Искрометный профессор

Жажда науки была сильнейшею страстью сей души,
исполненной страстей.

А. С. Пушкин

Михайло Васильевич Ломоносов. Имя его известно нам еще со школьной поры. Казалось бы, знаем мы о нем все. Но если «отколупнуть» немного краски на выписанном придворными идеологами портрете первого русского просветителя, откроется персона доселе незнакомая. Пред нами предстанут не только пытливый ум, не только могучий характер, но и исполненная боли за российское неустройство душа.

Отец и сын

Михайла Васильевич родился в деревне Мишанинской, на Курострове, расположенном в устье Северной Двины, 19 ноября 1711 года. Отец будущего профессора — Василий Дорофеевич «промысел имел на море по всему Мурманскому берегу для лову рыбы, имел не малой величины гукор (двухмачтовое судно)». В доме Ломоносова-старшего водились книги, которые Михайло Васильевич впоследствии назовет «вратами учености»: «Грамматика» Смотрицкого, «Арифметика» Магницкого и «Стихотворная Псалтырь» Симеона Полоцкого.

Михайло начал помогать отцу с десяти лет. Вместе они ходили рыбачить в Белое море. Тяготы и опасности этих плаваний закаляли физические силы юноши и обогащали его ум разнообразными наблюдениями. Владимир Иванович Вернадский писал: «…вопросы северного сияния, холода и тепла, морских путешествий, морского льда, отражения морской жизни на суше — все это уходит далеко вглубь, в первые впечатления молодого помора».

В декабре 1730 года девятнадцатилетний Ломоносов отправился с рыбным обозом в Москву, чтобы поступить в «Спасские школы» — Славяно-греко-латинскую академию. Выглядело это как бегство — отцу Михаил ничего не сказал: ушел ночью, прихватив с собой помимо припасов и одежды помянутую «Арифметику». Впоследствии отец не раз звал сына назад — помощника ему не хватало. Михайло возвращаться отказался, что не испортило отношений родителя с отпрыском. Более того — меж ними установилась тонкая, почти мистическая связь. Вот строки из посвященной Ломоносову книги статского советника Якоба Шетлина, хорошо знавшего ученого: «Он проснулся после странного сновидения, в котором он очень ясно видел своего отца, выброшенного кораблекрушением и лежащего мертвым на необитаемом, неизвестном острове в Белом море, не имевшем имени, но памятном ему с юности, потому что он некогда был к нему прибит бурею с отцом своим. Лишь только он приехал в Петербург, как поспешил справиться об отце своем на бирже у всех прибывших из Архангельска купцов и у холмогорских артельщиков и наконец узнал, что отец его отправился на рыбную ловлю еще прошлою осенью, и с тех пор не возвращался, а потому и полагают, что с ним случилось несчастие». Спустя некоторое время, куростровские мужики нашли тело Василия Дорофеевича на увиденном Ломоносовым во сне острове и там же предали его земле.

Восхождение

Михайло освоил программу московской Славяно-греко-латинской академии почти экстерном. В 1735 году, не дойдя до богословского класса, Ломоносов был в числе наиболее способных учеников отправлен в Петербург и зачислен в студенты университета при Академии.

Поздно пойдя в обучение, Ломоносов стремительно постигал науки. За академическим университетом последовал университет в Марбурге, курс физики, химии и горного дела в Германии, во время которого Михайло Васильевич успел жениться на дочери своей квартирной хозяйки и обзавестись двумя детьми. Уже в 1742 году после возвращения на родину он был определен адъюнктом физического класса Академии наук и художеств, в 1745 году профессором химии. Дорогу, на которую у большинства ученых уходит более половины жизни, Ломоносов одолел за 15 лет.

Причиной этого невероятного восхождения — неуемный нрав Ломоносова, бешенная энергия, совершенно беспощадное к себе отношение в неугасающем ни на миг стремлении к познанию и творчеству. Он был настоящим энциклопедистом — ежедневно работал в совершенно разных областях, о чем свидетельствуют протоколы Академии наук, содержащие едва ли не почасовые сообщения о том, чем занимались ее сотрудники. Вот неполный перечень сфер интересов Ломоносова: химия, физика, астрономия, география, математика, металлургия, горное дело, приборостроение, картография, минералогия, стекловарение, мозаичное дело, риторика, стихосложение, история, теория языка, поэзия, педагогика.

Во многих областях Ломоносов совершил значимые с точки зрения мировой науки открытия. Его корпускулярно-кинетическая теория тепла во многом предвосхитила современное представление о строении материи. Наблюдение за прохождением Венеры по солнечному диску сделало возможным наисмелейшее по тем временам предположение о существовании атмосферы не только вокруг Земли.

Диву даешься — как у него на все хватало времени! А ведь помимо научных занятий Ломоносов варил смальту, из которой создавал великолепные мозаики. Существует предание, согласно которому, Ломоносов, ищущий «спонсоров» отечественного стекольного производства, однажды преподнес графу Ивану Ивановичу Шувалову набор великолепных стеклянных пуговиц. Вельможа пришел в восторг — откуда, дескать, такая роскошь: гешпанские, мол, или италийские? Профессор засмеялся и сказал, что русский мужик тоже не лыком шит — пуговицы изготовленным им собственноручно.

Промышлял Ломоносов и устройством фейерверков — даром, что ли, профессор химии. Он считался лучшим мастером в столице по этой части. Кстати, сказать, означенное занятие весьма щедро оплачивалось. Вообще о гонорарах Ломоносова ходили легенды: в 1748 году он написал оду в честь годовщины со дня восшествия императрицы Елизаветы Петровны на престол, за что был награжден двумя тысячами рублей (сумасшедшие по тем временам деньги). В казне на тот момент оказались лишь медные монеты, потому гонорар доставили на двух подводах.

Дело государственной важности

Разумеется, не оды и не фейерверки были центром приложения кипучей энергии Михайлы Васильевича. Стараниями Ломоносова был создан не только Московский университет, но и гимназия при Академии наук, равно как и Академия художеств. Строго говоря, создать их Ломоносов не мог — не было у профессора на это ни средств, ни полномочий. Однако неспокойный нрав Михайлы Васильевича не знал преград: при поддержке помянутого графа Шувалова Ломоносову удалось получить из казны средства на осуществление наиболее дерзновенные своих замыслов. Разумеется, его за это не любили, власть — прежде всего. 15 апреля 1765 года, узнав о смерти Ломоносова, цесаревич Павел Петрович изрек: «Что о дураке жалеть, казну только разорял…»

Неуемный профессор не уставал напоминать венценосцам, что наука — дело государственное, потому попытки перевести ее на подножный корм не только лицемерны, но и для державы губительное. Более того, Ломоносов смел указывать власти на преступное ее бездействие. Обнаруженное в начале XIX века в архиве ломоносовское «Рассуждение о размножении и сохранении российского народа» широко никогда не публиковали. Уж больно дерзко звучали рассуждения профессора о том, что без усилий верховной власти не преодолеть в России вековой отсталости. К сожалению, выводы Ломоносова не потеряли своей актуальности и теперь, потому с высоких трибун предпочитают рассуждать о Ломоносове-ученом, умалчивая о Ломоносове-государственнике, Ломоносове-реформаторе. Реформы, знаете ли, дело затратное и хлопотное.

Михаил МАМАЛАДЗЕ